-проза- 

ЧЕРНАЯ ИСТОРИЯ...

     "Я взглянул окрест меня - душа моя страданием человечества уязвлена стала".

     А. РАДИЩЕВ.

     В Чаунском районе тема о заключенных практически не тронутая. И, как мне кажется, она пока неподъемная. Об этой теме вообще рассказали только очевидцы и пережившие ужасы ГУЛАГа Александр Солженицын и Варлам Шаламов, Евгения Гинзбург и Асир Сандлер, Анатолий Жигулин и Зинаида Лихачева, Борис Лесняк и Виктория Гольдовская, Валентин Португалов и Шалва Цвижба, Франц Диамант и Валерий Янковский и некоторые другие.

     Каждый в меру своего художнического дарования и своей памяти поведали нам о жизни, замкнутой пятью буквами, образовавшими зловещую, бросающую любого здравомыслящего человека в дрожь аббревиатуру - ГУЛАГ.

     Что знаем мы о них, тех, кто по воле всесильного и всепожирающего беззакония оказался за колючей проволокой, чья жизнь в миг могла быть прерванной из-за испорченного настроения начальства любого ранга, кто был брошен на нары в бесчеловечные условия жизни, наполненные атмосферой подлости, постоянных унижений? Что знаем мы о них? Может быть, общее для их всех безвинных, сумела выразить Виктория Гольдовская в пронзительных строках:

"Час проходит...

Любой ценой Человек покупает волю,

Умереть бы, - но за стеной,

Застрелили б, - но в чистом поле".

     Или в этой фразе, отбывшего срок наказания в лагере на тогдашнем прииске "Южный", а сейчас карьере прииска "Красноармейский" В. Янковского, когда ему посчастливилось быть расконвоированным: - "Оказывается, я так отвык ходить не в пятерке, без предупреждения - "шаг влево, шаг вправо - стреляю без предупреждения!", что первый день в недоумении озирался, как, неужели иду один сам по себе и могу при желании сделать этот самый шаг влево или вправо?".

     Или в этой откровенной фразе, не вписывающейся в ряд других непременно сочувственных фраз, в том числе и классиков нашей литературы, произнесенной В. Шаламовым, за что, скорее всего, и не было так долго ходу его лагерной прозе: "Сотни тысяч людей, побывавших в заключении, растлены воровской "идеологией" и перестали быть людьми". В. Шаламов, на мой взгляд, практически единственный писатель, который не романтизировал преступный мир, а развинчивал его, по-своему спорил с Виктором Гюго с его "положительным" Жаном Вальжаном, Достоевским, Горьким, Ильфом и Петровым, с их "благородным" Остапом Вендором...

     Попытаемся и мы представить заключенных в то время в Певеке. Не претендуем на то, что эта страница воссоздана в полном объеме. Но задача, за решение которой должны взяться историки, если у них будет желание и возможность.

     В периодике, вплоть до последнего времени, упорно и настойчиво рассказывалось, будто Певек и район развивались исключительно энтузиазму первопроходцев и их последователей, молодежи, приезжавших в северные края по зову сердца и комсомольским путевкам. Не оспариваю этот замечательный факт и не пытаюсь умалить заслуги первопроходцев - романтиков всех поколений. Но скажу, что наряду с ними в этом краю побывали несколько десятков тысяч заключенных, на плечи которых и пала вся самая ломовая работа.

     Известно, что с 1 января 1939 г. все геологоразведочные работы на Чукотке были переданы Дальстрою, который развивался как многоотраслевое хозяйство: с горной промышленностью, транспортом, связью, энергетической и топливной базой, снабжением, торговлей и т. д. Могущество Дальстроя подтверждается и тем, что кроме всего он осуществлял руководство партийной и советской работой, здравоохранением, народным образованием и культурно-просветительской деятельностью, был, по сути, на подведомственной территории государством в государстве.

     В качестве основной рабочей силы на предприятиях Дальстроя использовались заключенные, привезенные из центральных районов страны. Как утверждает В. Земсков в статье "ГУЛАГ", опубликованной в N 7, 1991 г. журнале "Социологические исследования", только на золотодобыче в Дальстрое на 1 сентября 1948 г. было занято 117359 заключенных...

     Насилие и унижение, подлость и коварство, грубость и заискивание перед сильным - это было в лагерях естественной нормой жизни сотен тысяч человек. Уважение к личности, понятие о справедливости и доброте здесь диктовалось и прививалось кулаками и ножами паханов и их прислужников и вызывало обратную реакцию тех, кто был призван Системой перевоспитывать этих "заблудших", разговор воспитателей и воспитуемых шел на одном, понятном им языке. Постепенно этим языком, вышедшим за пределы лагерных зон, вынуждена была овладевать и та сотня-другая вольнонаемных жителей Певека и района, приехавшая сюда добровольно, с определенным духовным багажом. Попав же в особую среду, вскоре наступал процесс таяния этого багажа, вначале у родителей, затем, как эпидемия, он обрушивался на детей. В такой атмосфере вырастало поколение новых духовных магнатов, которые пошли в мир, чтобы, может быть, когда-нибудь взять реванш...

     Во все годы Дальстрою требовалось наращивание мощностей горнодобывающих предприятий. За счет чего это сделать, слабо, в техническом плане обеспеченному Дальстрою? Практически единственным и наиболее легким было использование рабского труда десятков тысяч человек. Масштабы этого труда зависели от многого: и от развития человечества как вне границ социалистического государства, так и на его территории, от чьей-то подозрительности и чьих-то идеологических изысков, направленных против врага, которого, если и не было, то надо было придумать.

     Выдумщикам было разрешено практически все, что по их разумению, должно сокрушить коварного врага. В конечном итоге это и наполняло практически дармовой пищей мышцы ГУЛАГа, распластавшего свои щупальца по всей стране, которые с наибольшей силой присосались к тем местам, где была живительная влага: золото, олово, уран и т. д.

     Но закончилась Великая Отечественная война. Внешний враг был разбит. Страна принялась за восстановление порушенного. Щупальца ГУЛАГа с еще большей энергией заработали - сердце чудовища требовало пищи...